Китайский ресторан. Стихи Алины Витухновской

Я рос хилой пунцовой опасной креветкой.

Пугался хрустящих в болячках ножек.
По вечерам рыжая сквозь занавески
соседка показывала мне ножик.

Я ел лимоны и от луковиц плакал.
Мечтал о мести над гороховым супом.
Надо мной шелушился, старея, папа,
обманывая, что был мне другом.

Я не любил его за потный палец,
за леденцы, пропахшие воблой.
Мне часто снился седой китаец.
Я превращался в вопль.

Когда он гнался за мной на лыже,
одноногий убийца с глиной в кармане,
по тому, как он говорит и дышит,
я узнавал в нем маму.

Мама утром целовала меня слюнями.
Тесто бухло под батареей.
Я думал, что это глина.
Пустыми днями я боялся смерти и хотел быстрее.

Я убил попугая и был наказан.
Плакал в углу и китайца слышал.
Я знал, что из глины вылепят вазу,
бросят меня туда и закроют крышкой.

Китаец прятался под кроватью.
Я дышал как рыба из пылесоса.
Потом на меня набросились братья.
Я смотрел, как солнце течет из носа.

Однажды я выпил 13 таблеток.
Было скучно смотреть телевизор.
Меня не любили сверстники:
"Этот, - кричали, - креветка, выжатая клизма."

В больнице меня пожалел мужчина.
Взял к себе в дом, рассказывал мне о прошлом.
Он лепил большие вазы из глины,
покупал мне одежду и был хорошим.

Я слепил на праздник в подарок лошадь.
Я спросил: "Красивая?" Он не ответил.
Он сказал, что теперь без меня не сможет.
Мы поклялись быть вместе до смерти.

Мы прожили 20 лет. Я забыл о детстве.
Мать умерла. Я смотрел, пытаясь
уловить раздвоенье. Но глаза убедили сердце -
Это была мама, а не китаец.

Папа не захотел разговаривать после смерти.
Он все еще пах селедкой и разбухал от горя.
Я ушел от него. И работы вместо смотрел на друга,
думал, хорошо, что нас двое.

Нас пригласили в город с другим названием.
Там платили больше, ценя работу.
Новый дом был чужим. Я лежал на диване двое суток.
Друг спросил меня: "Что ты?"

Мы одели костюмы и вышли в центр.
Многолюдье не стерло клыки улиц.
Моя жизнь как медуза теряла цельность.
Мне хотелось, чтоб мы вернулись.

Я упал на скамейку. Мне было плохо.
Я соврал, что голоден. Магазины
новых улиц убеждали в чувстве подвоха.
Я внял пространству и знал уже, что будущее необратимо.

Друг предложил прогуляться до ресторана.
Все кафе центральные были закрыты.
Мы прошли весь центр и добрались до окраин.
Я давился словами, но молчап как рыба.

Мы были не мы уже. Мне был знаком сценарий.
В мякоть медузы впился костяк романа.
Мозг узнал из обоих своих полушарий
ВСЕ, за секунду как мы открыли дверь Китайского ресторана.

Друг купил вино, теребил этикетку.
"Неприлично, - подумал я, - ведет себя гнусно.
Я его ненавижу." Мне улыбались креветки.
Я смотрел в тарелку и не мог отвернуться.

Я хочу быть один. Я изменить пытался
грядущее, мыслью мешая годы.
"Здесь есть столик?" - "Нет", - официанта-китайца
голос был обязателен и угодлив.

Мама... Я многое вспомнил сразу.
Я рос хилой пунцовой опасной креветкой.
... На столе в ресторане стояла ваза...
... По вечерам рыжая сквозь занавески ножик показывала
соседка...

Я дышал как рыба. Тошнил паштетом.
Мечтал о мести над гороховым супом.
За столом со мною обедает некто,
обманывающий, что был мне другом.

Ножик вошел в него обыденно, словно в блюдо.
На столе стояла большая ваза.
Я старался быстрей, пока не увидят люди.
Толкнул его внутрь. Он вошел туда сразу.

Я закрыл его крышкой, давил, натужась.
Сквозь нее как мухи метались пятна
глаз. И когда я увидел ужас,
он меня убедил и в одном, и в обратном.

Ум застыл в точке пересечений,
в пункте обмена взаимообразной ложью.
В нем, имея бесчисленные значенья,
безвыборно созерцаю рыжей соседки ножик.

.....................................................................................

В справочнике по городу нет ни одного китайского ресторана.
Полицейский уверенно отрицает:
"Вашего друга нет и не было! Это выдумка наркомана
или безумца." Я бегу домой. Под кроватью лежит китаец.

Я живу один. Смотрю под кровать и вижу тайные знаки.
А сегодня я выпил 13 таблеток
оттого, что я ел лимоны и от луковиц плакал,
и рос хилой пунцовой опасной креветкой.

***

© Алина Витухновская