Владивосток возник буквально на пустом месте. На берегу залива Петра Великого до середины XIX века никто не жил. Неподалеку обитали родственники монголов и маньчжуров — племена удэгейцев и орочей. Уютную бухту обнаружила в 1859 году экспедиция генерал-губернатора Восточной Сибири Николая Муравьева-Амурского. «Великолепный порт! Отсюда и владеть Востоком!» — воскликнул генерал-губернатор, дав, по легенде, имя будущему городу, и приказал строить военный пост. Место оказалось подходящим — узкий проход между мысом Чуркин и полуостровом Эгершельда отлично простреливается с близлежащих сопок (самая высокая — 257 м).
Первыми жителями будущего города стали семьи военных расположившегося здесь гарнизона. Как утверждается в исследовании одного местного социолога, среди них были не только русские, но и татары, чеченцы, немцы. Межэтнических конфликтов не возникало: люди приезжали служить. Вообще берега бухты Золотой Рог с их сопками куда лучше приспособлены для обороны, чем для жизни. Обычная картина в наши дни: окна 12-го этажа одного из домов смотрят на вход в подъезд другого. Перепад высот в пределах одного городского района может достигать 100 м. Кроме военных, сюда отправляли ссыльных. Основную массу ссыльнопоселенцев составляли женщины, «состоящие служанками, ключницами, содержанками и служившие для временного сожительства с чернью в кабаках и притонах».
Первые десятилетия истории Владивостока — это история строительства военного форпоста, хотя обороняться поселенцам приходилось не от захватчиков, а от тигров. Городская хроника скрупулезно фиксировала каждое столкновение со зверем: тигр убит выстрелом из бани, тигр убит на льду бухты Золотой Рог. К тому времени, когда тигра изобразили на гербе города, во Владивостоке уже появились больница, почта, штаб флота, резиденция военного губернатора. К 1880 году Владивосток стал полноценной крепостью — системой фортов, береговых батарей, противодесантных укреплений. Крепость была готова защищать восточные рубежи империи от любого врага, при этом с самой империей ее связывала пароходная линия через Индийский океан, Суэцкий канал, Средиземное море и Атлантику. Из Петербурга или Одессы во Владивосток пароход шел 1,5 месяца. Неудивительно, что город начал торговать с Китаем и Японией раньше, чем с европейской Россией.
Испытать на прочность укрепления Владивостока пытались всего один раз. В 1904 году, во время Русско-Японской войны, эскадра адмирала Камимуры выпустила по городу две сотни снарядов и ушла: основные события разворачивались под Порт-Артуром. Но и после революции, и после Второй мировой город продолжал окружать себя укреплениями, подземными хранилищами боеприпасов, системами противовоздушной обороны. Железнодорожное сообщение приблизило город к остальной России (асфальтовой дороги из Владивостока нет до сих пор), и в нем начали появляться заводы. Сначала судоремонтные, а в 50-х годах прошлого века сюда перенесли целую обойму оборонных предприятий. Работать на них ехали по институтскому распределению и комсомольскому набору. Приехавших работать на «оборонку» ждали дальневосточная надбавка к зарплате (до 60%) и ужасное жилье — «гостинки», бетонные коробки с общим коридором и одной ванной комнатой на этаже.
Остальные горожане работали в сфере обслуживания, служили на Тихоокеанском флоте и в пограничных войсках, плавали на судах «Дальморепродукта», обеспечивая страну крабами и креветками. Владивосток стал городом, в котором живут вахтовым методом — только вахта одна и длиной в несколько лет. Несмотря на мягкий климат (300 дней в году солнце, зимой температура редко опускается ниже –15°C), преимущества жизни на море, наличие Транссиба и авиарейсов в крупнейшие города, среди приезжих было мало желающих остаться здесь на всю жизнь. Большинство воспринимало Владивосток как место, где можно заработать, чтобы потом вернуться на «материк». «Коренного» населения в последние советские годы во Владивостоке было не больше 25%. По словам социолога Леонида Бляхера, во Владивостоке сложилась так называемая проточная культура, основанная на балансе положительной и отрицательной миграции и не создающая норм, привычек и обычаев, специфичных именно для этого города. Простейший пример: зачем бороться с неудобствами, которые доставляет сосед-алкоголик, если через год мы все равно отсюда уедем?
После кончины СССР Владивосток лишился статуса закрытого города, оборонным предприятиям обрубили финансирование, часть из них остались и вовсе недостроенными. Началось сокращение военных частей. Немногие счастливчики из Дальневосточного отделения РАН, изучающего Тихий океан, получили предложение поработать на США и Японию — большинство ученых осталось ни с чем. Горожане поняли, что жить самостоятельно не умеют, и испугались.
Максимум населения был достигнут Владивостоком «по инерции» в 1992 году — 648‑000 человек. А затем начался панический отток населения. К 1996 году численность горожан уменьшилась до 627‑000, сейчас во Владивостоке живет 609‑000 человек. «Уходим, уходим, уходим / Наступят времена почище», — спел Илья Лагутенко и перебрался в Лондон.
Тем, у кого не было денег или желания переезжать, пришлось приспосабливаться. Для приморцев это оказалось не самой сложной задачей: переселенцы, даже во втором-третьем поколении, сохраняют изрядную долю авантюризма и способность строить жизнь самостоятельно, без оглядки на власти — этим владивостокцы не сильно отличаются от казаков XVI века или от покорителей американского Дикого Запада XIX века. А найдя средства к существованию, жить во Владивостоке можно вполне комфортно. Купальный сезон длится до середины октября, рестораны и казино работают исправно, разница в 5–7 часов во времени с остальной страной жить не мешает — наоборот, футбол повторяют по три раза. Детей можно выучить в местном университете или в Дальрыбвтузе. Доступ к природным ресурсам — рыбе, морепродуктам, лесу — государство не перекрыло. Руби, лови и продавай.
Однако Дикий Запад и Запорожская Сечь были местами хотя и вольными, но небезопасными. Так и на Дальнем Востоке: как только ослабла федеральная власть, резко усилилось влияние организованных преступных группировок. Говорят, губернатор Евгений Наздратенко пытался манипулировать местными авторитетами — Баулом, Петраком, Трифоном, Самосвалом и другими, чтобы поддерживать в регионе хотя бы видимость порядка. Отдаленность Приморья сказывается до сих пор: федеральным властям не до строительства «вертикали» в 9000 километров от столицы. Поэтому «бандитские 90-е» в Приморском крае зависли, как компьютерная программа, и длятся до сих пор. Ни для кого из горожан не секрет, что в «прошлой жизни» мэра города Владимира Николаева звали не иначе как Винни-Пухом, а губернатора Приморья Сергея Дарькина — Серёгой Шепелявым.
Отсутствие видимого внимания федеральных властей даже породило у местного населения своеобразную фобию. Как показал социологический опрос, проведенный в ноябре 2005 года, 60% приморцев и 42% жителей Владивостока верят слухам о том, что Россия якобы «продала Приморье Китаю», только захватывать проданную территорию Поднебесная будет постепенно с помощью неконтролируемой миграции своего населения через границу. Слухи совершенно иррациональные (во Владивостоке доля китайского населения не превышает 1,5%), а все-таки им верят.
Рассказывают, что до 2001 года чуть ли не каждый успешный бизнес в городе отбирали себе ОПГ или в лучшем случае облагали данью — до 50% от доходов. «К человеку просто приходили и говорили: парень, отдай нам свой бизнес за $100‑000», — вспоминает завкафедрой государственного и муниципального управления Владивостокского университета экономики и сервиса Игорь Саначев.
Но главной статьей дохода владивостокских ОПГ все же стала рыба и морепродукты. Квоты на вылов биоресурсов распределяла краевая администрация — ими наделялись только свои. Крупнейшие рыболовы здесь: компании «Тихоокеанское управление промысловой разведки и научно-исследовательского флота», одним из акционеров которой является Владимир Николаев, «Ролиз» (в ней до 2001 года гендиректором работал Сергей Дарькин) и «Интрарос» (в городе считают, что эта компания тоже находится под его контролем). На эти три фирмы пришлась пятая часть выловленных приморскими рыбаками 630 000 т водных биоресурсов. Это по квотам 630‑000 т, но распространена следующая схема: траулер добывает столько рыбы (трепанга, краба), сколько влезет на борт, идет к берегам Японии и сдает девять десятых улова тамошним оптовикам за наличные, а во Владивостоке сгружает то, что осталось, в точном соответствии с квотой. Капитан судна за путину зарабатывает больше $100‑000. Глубокой ночью по телевизору во время триллера идет бегущая строка: «Срочно требуется третий механик на СРТМ. Нерест лосося. Звоните…» Без названия фирмы, один номер мобильного.
Если по российским данным в 2005 году в Японию продано морепродуктов на $300 млн, то по японским — на $1,12‑млрд. В натуральном выражении это 213‑000 т морепродуктов, на 7% больше, чем годом раньше. Разница в $820‑млн — объем контрабанды только в Японию, а есть еще Китай и Корея. Вот другой пример. Квота по Дальнему Востоку на вылов краба — 40 000 т в год. А по данным японцев, только на их рынок поступило 72 000 т краба, добытого русскими.
Еще один популярный вид бизнеса во Владивостоке — перевозки. Пример: зампред Законодательного собрания Приморского края Джамбулат Текиев — крупнейший акционер нескольких транспортных фирм, имеющих разрешение возить грузы через пограничный переход Краскино из Китая, ежедневный грузооборот которого составляет, по разным оценкам, $3–5‑млн в день. Владивостокский морской торговый порт (в прошлом году через него прошло 6,5‑млн т грузов — больше, чем в советское время) долгое время «лавировал» между разными ОПГ. Руководство сдавало терминалы и причальные стенки мелким и средним фирмам, пока в 2005 году Магнитогорскому металлургическому комбинату не удалось создать на паритетной основе с дирекцией порта управляющую компанию и перевести ей 74% акций ВМТП. Это и еще покупка Дальневосточного морского пароходства группой «Промышленные инвесторы» Сергея Генералова — редкие примеры прихода крупного бизнеса «с материка» во Владивосток.
Но самым популярным занятием во Владивостоке была и остается продажа подержанных иномарок, привезенных морем из Японии. «Не нашел места в жизни — вози машины», — говорят владивостокцы. Впрочем, не весь этот бизнес мелкий — есть немало компаний, сотнями и тысячами покупающих автомобили напрямую на японских аукционах подержанных автомобилей. Из 650 000 проданных в 2007 году в России подержанных машин 269‑000 пришлось на «японцев». Это опять же по официальной отечественной статистике, а по японской — 350 000 (половина мощности АвтоВАЗа). Россия была крупнейший импортер японского «секонд-хенда», и большая его часть проходила через Владивосток.
Увидеть часть этого потока воочию можно на «Зеленом углу» — городском авторынке, где каждый день выставляется на продажу несколько тысяч машин. Цена пишется мелом на лобовом стекле и обсуждается быстро. Не хотят сбросить до $8000 за Mazda Familia 2002 года — уходи, найдешь еще десятки вариантов. Довезти машину железной дорогой до Москвы стоит $1300–1500. Перегонщики, которые привозят машину из Японии и продают на «Зеленом углу», зарабатывают 15–20% от ее цены. «За год скопил на подержанный морской катер», — делится историей своего успеха торговец, продающий одновременно три свеженьких «Мазды».
Город неплохо зарабатывает на машинах с правым рулем, но и страдает от них. Дорожные пробки здесь не меньше московских: во Владивостоке один автомобиль приходится на двух жителей (в столице — на четверых). Особенно тяжело тем, кто работает или живет в центре. Город спасает только то, что «японцы» не ломаются и хорошо переносят жару.
Еще один способ заработать на скромный катер или яхту — открыть кафе или ресторан. Если в 1980-х в городе было полтора десятка мест, где можно пообедать, то теперь около 640. Интересно, что во Владивостоке, накрепко связанном неформальными экономическими связями с Японией, совершенно не модны суши-бары — все больше китайская кухня. «Мы отстаем от Москвы по технологиям, культуре обслуживания, кухне минимум года на четыре», — прикидывает ресторатор Юрий Шинковский, готовящийся открыть новое заведение в центре города. Еще в 1989 году Шинковский вместе с партнерами из Австралии открыл первый в городе частный ресторан «Капитан Кук», но спустя 15‑лет вышел из состава его акционеров. «Пришлось расстаться», — осторожно говорит ресторатор.
Автомобили, море и порт — основа экономики Владивостока. И основа неплохая: Приморье — регион дотационный, но во Владивостоке зарплата в 15 000 рублей не в пример многим другим российским областным центрам считается весьма средним доходом. Хит продаж в местном книжном магазине «Книжный червь» — «Дневник шопоголика» Софи Кинселлы. В городе нет федеральных розничных сетей (кроме «Евросети» и франчайзинговых магазинов «Седьмого континента»), но зато есть местные, продающие бытовую технику, аудио, видео: «В-Лазер», «Спектр», «Домовид». Кредитная лихорадка в город уже пришла: во Владивостоке выдано ипотечных кредитов почти на $20 млн.
Жилья строится много — на душу населения всего вдвое меньше, чем в Москве. Многоквартирные дома увлеченно возводит даже строительное управление Тихоокеанского флота. Средняя цена «квадрата» подбирается к $1500, но горожане покупают все, что имеет стены и крышу. Мэр Владимир Николаев планировал отдать застройщикам 11 участков-микрорайонов под комплексную застройку общей площадью 158,5 га. В город постепенно подтягивались и московские строительные компании, и инвесторы, их доля на рынке составляла около 10%.
Московский девелопер, компания «РГС-Недвижимость», ищет сейчас арендаторов и в строящийся многофункциональный торговый центр площадью 23‑000 кв. м. Работа нелегкая: в отличие от жилья торговых площадей в городе, похоже, уже построили больше, чем требуется. За последние годы во Владивостоке появилось 12 крупных торговых центров. Во многих из них пустует 30–40% площадей. Чтобы окупить расходы на строительство, владельцы задирают арендную плату — от $40 до 150 за кв. м, что дорого для Владивостока.
Строительный бум позволяет неплохо зарабатывать не только девелоперам. В 1997 году недавние однокурсники Станислав Ермоленко и Игорь Пушкарев (обоим исполнилось тогда по 23 года) контролировали 30% импорта в Россию корейской лапши «Доширак». Их компании «Парк Групп» банки охотно открывали кредитные линии, годовая выручка исчислялась десятками миллионов долларов. Но оптовая торговля лапшой, бисквитами ChocoPie и соусами наскучила предпринимателям, и в 2000 году компания вместе с инвесторами из Baring Vostok Group купила у холдинга «Альфа-Цемент» Спасский цементный завод. Через два года к нему добавились Теплоозерский и Новоспасский цементные заводы и Владивостокский бутощебеночный. «Парк Групп» контролирует сейчас более 50% рынка цемента в Дальневосточном федеральном округе. Консолидированная выручка за 2005 год составила $78,5 млн. Компаньоны разделили обязанности: Игорь Пушкарев отошел от оперативного управления и представляет Приморский край в Совете Федерации, а Станислав Ермоленко стал единоличным руководителем концерна. Что дальше? «В последнее время обратили внимание на туризм», — говорит Ермоленко. Парк Групп» начинает строительство базы отдыха на островах Пахтусова в 30 км от Владивостока.
А что же остальная промышленность? Вместе с добычей полезных ископаемых (прежде всего угля и полиметаллов) она формирует существенную часть валового регионального продукта Приморья — 23%, но вот расположены крупные промышленные и добывающие предприятия — «Приморскуголь», Лучегорский топливно-энергетический комплекс, «Приморсклеспром» — не в столице края. Если не считать судоремонтных заводов и судоверфей, большая часть промышленности Владивостока обслуживает нужды самого города — владивостокцы пьют местное пиво, едят продукцию местных мясокомбинатов и хлебозаводов, несколько комбинатов крупнопанельного домостроения обеспечивают строителей. Основой экономики восточного форпоста России остаются ловля рыбы, транспорт и торговля. Долгосрочные и требующие больших инвестиций проекты в городе не затевают ни бизнесмены, ни местные власти. Во Владивостоке нет даже очистных сооружений: отходы город хладнокровно сливает в море.
Социологи говорят, что «переселенческий» менталитет жителей Владивостока просто не предполагает долгосрочных проектов. «Люди привыкли крутиться: пошли куда-то, наловили трепанга, рыбы, продали, заработали», — объясняет Игорь Саначев. Владивостокцы хотят зарабатывать и ни от кого не зависеть, причем на попытки ограничить свободу заработка готовы реагировать очень жестко. Например, в 2008 году, когда федеральные власти попытались изменить способ расчета пошлин на ввоз иномарок, в городе прошли массовые демонстрации с перекрытием улиц.
«Проточная» культура не способна к внутренней инновации», — утверждает Леонид Бляхер. Если верить социологам, Владивосток, несмотря на полтора века своей истории, так и не превратился в полноценный город. Индивидуалистическая психология его обитателей, у которых нет ощущения общей истории, отсутствие популярных у владивостокцев книг о жизни города, формирующих его образ, — возможно, отчасти из-за этого здесь не затевают масштабных бизнес-проектов.
Владивосток нуждается в свежих идеях, чтобы не превратиться в город-потребитель без будущего, при этом сам он эти идеи выработать не может. Опять привлекать мигрантов? И федеральный центр организовывал массовое переселение на Дальний Восток.
Когда европейская Россия начинает трудовой день, Владивосток уже возвращается с работы и развлекается. Модники раскатывают на европейских автомобилях с левым рулем. Моряки, сошедшие на берег, смотрят в заведении «Причал» стриптиз и лакируют водку местным пивом «Торин». На набережной покачиваются два фрегата — белая «Надежда» и черная «Паллада». В кафе обсуждают последнюю аварию с участием семи машин. Стайка китайцев рассматривает карту, с трудом ворочая на языке названия бухт: Патрокл, Улисс, Парис, Аякс.... Эксперты Москвы
изучают этот город.
