Хулиганы и верные партийцы, призраки и последние жертвы 58 статьи — в День памяти жертв политических репрессий Сергей Простаков составил список книг, посвященных политической реабилитации в Советском Союзе и Российской Федерации
Термин «реабилитация», буквально означающий «восстановление», оказался востребован многими областями знаний. В медицине под ней понимается комплекс медицинских, психологических, педагогических и других мер по восстановлению человека, чье здоровье сильно пострадало. В юриспруденции реабилитация обозначает полное восстановление в правах и возвращение доброго имени из отсутствия состава преступления. Этим она отличается от амнистий и помилований, которые не снимают ответственности за совершенные деяния.
В юридическом смысле слова реабилитация широко вошло в русский язык после 1956 года, когда начался массовый пересмотр дел осужденных при Сталине «за антисоветскую агитацию и контрреволюцию». Масштаб большевистского террора и его очевидных противоречий был таков, что де-юре и де-факто реабилитация жертв не завершена и сегодня. Если проводить аналогии с гитлеровском террором, то в сталинском напрочь размывается разница между палачом и жертвой. В Холокосте были и очевидные палачи, и очевидные жертвы — между ними была четкая разделительная линия. Руководители советских карательных органов сами раз за разом оказывались репрессированными своими бывшими коллегами. Организатор террора, большевистская партия, страдала от репрессий не меньше, чем крестьяне и интеллигенция. К этому прибавляется общее неоднозначное отношение к результатам сталинского правления.
К нынешнему моменту скопилось множество книг, освещающих самые разные аспекты политической реабилитации и помогающих разобраться в этом сложном процессе. Открытая Россия составила список из шести книг, рассказывающих историю реабилитации как с позиции отдельно взятого человека, так и всего общества.
«История реабилитации»: собрание документов Политбюро ЦК КПСС
Международный фонд «Демократия», 2002–2004

Еще в девяностые годы «Фонд Александра Яковлева» взял на себя сложную и очень важную миссию — опубликовать документы из архивов советских руководящих и карательных органов. Решение этой задачи было тем важнее, что в нулевые годы многие из этих документов оказались недоступными — архивы стали медленно, но неуклонно закрываться. Огромный трехтомник «История реабилитации» — самое полное (но все еще не исчерпывающее) собрание документов, в которых отражено, как медленно и неуверенно наследники Сталина шли на восстановление в правах сотен тысяч и миллионов людей, пострадавших в предшествующую историческую эпоху. Документы сильно раздвигают рамки политической реабилитации. В коллективной памяти отразились два больших этапа — «хрущевский» и перестроечно-постсоветский. Но, как оказалось, это была только вершина айсберга — реабилитация собственных жертв для верхов послесталинского политического режима никогда не теряла актуальности.
Мириам Добсон «Холодное лето Хрущева. Возвращенцы из ГУЛАГа, преступность и трудная судьба реформ после Сталина»
РОССПЭН, 2014

Британский ученый Мириам Добсон, специализирующийся на российской истории XX века, вводит в английский язык метафору «холодного лета», позаимствованную из названия известного фильма Александра Прошкина про «бериевскую амнистию» 1953 года. Об этом и ее книга — как встретились две России: которая сажала и которая сидела, и посмотрели друг другу в глаза, по известному выражению Анны Ахматовой. Добсон пишет на пересечении политической, институциональной и социальной истории, поэтому ее исследование оказывается по-настоящему содержательным ответом на вопрос, как реабилитированные граждане адаптировались к новой жизни. Взрывной рост преступности в пятидесятые годы был своеобразной расплатой за всесилие карательных органов до смерти Сталина.
Нэнси Адлер «Сохраняя верность партии. Коммунисты возвращаются из ГУЛАГа»
РОССПЭН, 2013

После XX съезда в русском языке появился термин «репрессированные». Хрущев, прекрасно отдавая себе отчет в том, что далеко не все жертвы Сталина, согласно советским законам, были невиновны, предпочел не углублять дискуссии о прошлом, объявив всех жертв большого террора незаконно репрессированными. Настоящие антисоветчики еще долго ждали реабилитации, а «хрущевская оттепель» стала преимущественно временем возвращения честных имен репрессированным членам партии. Этому процессу посвящена работа американского историка Нэнси Адлер. В книге показано, что даже опыт ГУЛАГа не разочаровал очень много людей, верных коммунистической партии. Язык, выбранный Хрущевым для разоблачения «культа личности», способствовал сохранению политической лояльности большого числа бывших зэков. А их быстрая реабилитация в первые годы после смерти Сталина служила укреплению советской системы. Это хороший исторический пример того, как быстрая и точечная работа даже над большими ошибками, «точечное раскаяние» продлевает жизнь политическим режимам.
Александр Шубин «Диссиденты, неформалы и свобода в СССР»
Вече, 2008

Левый историк Александр Шубин пересматривает очень популярную и влиятельную точку зрения на историю советского общества как пространство несвободы, которое совершенно случайно освободилось по воле Михаила Горбачева и Бориса Ельцина в конце 1980-х — начале 1990-х годов. Историк, суммируя большое число источников, создает панораму восстановления гражданского общества в СССР после смерти Сталина. Шубин настаивает: при Сталине были уничтожены общественные организации, а также идеологии и формы коллективной деятельности, независимые по отношению к государству — это и называется гражданским обществом. Смерть единственного человека, на котором держалась эта система, привела к долгому и тяжелому процессу восстановления общества в СССР. Шубин не склонен голословно обвинять советское руководство. В его интерпретации 1960-1980-е годы — это время постепенных уступок государства растущему обществу, что и вылилось в Перестройку, назревшую, как оказывается, не только из-за стагнации экономики. Книга Шубина — это рассказ о восстановлении в правах, максимально приближенный к медицинскому пониманию термина «реабилитация».
Александр Эткинд «Кривое горе. Память о непогребенных»
Новое литературное обозрение, 2014

Исследователь Александр Эткинд убежден: из-за того, что ни одна из волн десталинизации и реабилитации жертв большевизма не была доведена до конца, русская культура наполнилась призраками, вампирами и оборотнями. Эткинд использует эту метафору, чтобы объяснить скорбь и траур русской культуры по неупокоенным жертвам террора. Так как политического решения вопроса о репрессированных так и не удалось достичь, за дело взялись литература, живопись и музыка. В позднесоветской и постсоветской культуре неожиданно много потусторонних образов: теней, призраков, покойников и всякой нечисти — это в нее приходят люди, о которых официально скорбеть было запрещено. Если снова вернуться к медицинскому пониманию реабилитации, то Эткинд как бы дополняет Шубина: окончательно вылечить тело без восстановления психики нельзя.
Анна Артемьева, Елена Рачева «58-я. Неизъятое»
АСТ, 2015

Эткинд в «Кривом горе» пишет о трех волнах десталинизации: хрущевской, горбачевской и медведевской. Отличительная особенность последней — в ней практически не участвуют жертвы политических репрессий. Но журналисты Анна Артемьева и Елена Рачева убеждены: эти люди, как сидевшие, так и охранявшие, по-прежнему среди нас. Когда-то Иосиф Бродский назвал Александра Солженицына Гомером русской истории XX века. Поэт просил не упрекать Солженицына в неточности, потому что тот, как античный предшественник, работал не с фактами, а с впечатлениями от пережитого. Артемьевой и Рачевой удается соединить эти два подхода — герои рассказывают свои истории и впечатления. Читатели становятся соавторами: их переживания над прочитанным — такой же материал книги, как и записанные воспоминания. И в этом смысле реабилитация по-настоящему закончится совсем не скоро.